|
| 10.05.10 11:09 | Утопия усталого человека |
ru |
Называли это Утопией, греческим словом, что значило "нету такого места"
Кеведо
Нету двух одинаковых гор, но равнина повсюду одна и та же. Я шел по степной дороге. И вопрошал себя без особого интереса – в Оклахоме ли я, в Техасе или в том месте, что литераторы называют пампой. Ни справа, ни слева не видел огня. Как бывало и раньше, нашептывал строки Эмилио Орибе: Среди панических равнин безбрежных Неподалеку от Бразилии, – звучавшие все громче, все четче. Дорога едва различалась. Стал накрапывать дождь. Метрах в двухстах или трехстах я внезапно увидел свет и окно. Дом был низок, прямоуголен и скрыт за деревьями. Дверь отворил человек столь высокий, что я почти испугался. Одет он был во все темное. Я подумал, что здесь ожидают кого-то. Дверь была отперта. Мы вошли в длинную комнату с деревянными стенами. Лампа, бросавшая желтоватые отблески, свешивалась с потолка. Стол меня несколько удивил. На нем стояли водяные часы, которые я видел впервые, если не говорить о старинных гравюрах. Человек указал мне на стул. Я обращался к нему на всяческих языках, но он ничего не понял. Когда же пришла его очередь, он заговорил по-латыни. Я напряг память, чтобы оживить школьные знания, и приготовился к разговору. – По одежде твоей я вижу, – сказал он мне, – что пришел ты из другого века. Разноязычие вызвано разноплеменностью, а также войнами. Но мир возвратился к латыни. Кое-кто еще опасается, что она снова испортится и вернется к французскому, лемозину или папьямиенто, но эта беда не скоро нагрянет. Впрочем, ни то, что было, ни то, что грядет, меня не волнует. Я промолчал, он добавил: – Если тебе не противно смотреть, как другой ест, не разделишь ли со мной трапезу? Я понял, что он заметил мою растерянность, и ответил согласием. Мы пересекли коридор с боковыми дверями и вошли в небольшую кухню, где все было сделано из металла. Вернулись с ужином на подносе: вареная кукуруза в чашах, кисть винограда, незнакомые фрукты, по вкусу напомнившие мне инжир, и огромный кувшин с водой. Хлеб, кажется, отсутствовал. Черты лица моего хозяина были острыми, выражение глаз непередаваемо странным. Я не забуду этот суровый и бледный лик, который больше никогда не увижу. При разговоре человек не жестикулировал. Меня связывала этика латыни, но все же я решился спросить: – Тебя не удивило мое внезапное появление? – Нет, – отвечал он. – Такие визиты бывают из века в век. Они не длятся долго: завтра – самое позднее – ты будешь дома. Его уверенный голос меня успокоил. Я счел нужным представиться: – Эдуардо Асеведо. Родился в 1897-м, в городе Буэнос-Айресе. Мне исполнилось семьдесят лет. Преподаю английскую и американскую литературу, пишу фантастические рассказы. – Помню, я прочитал не без интереса два фантастических сочинения, – ответил он. – Путешествия капитана Лемюэля Гулливера, которые многие считают достоверными, и "Summa Teologica". Но не будем говорить о фактах. Факты уже никого не трогают. Это просто отправные точки для вымысла и рассуждений. В школах нас учат во всем сомневаться и уметь забывать. Прежде всего забывать личное, или частное, Мы существуем во времени, которое истекает, но стараемся жить sub specie aeternitatis. От прошлого нам остаются одиночные имена, но они исчезают из нашей речи. Мы обходим ненужные уточнения. Нет ни хронологии, ни истории. Нет и статистики. Ты сказал, что зовут тебя Эдуардо. Я не смогу сказать тебе свое имя, ибо меня называют "некто". – А как имя отца твоего? – У него не было имени. – На стене я заметил полку. Открыл наугад одну книгу. Буквы были четкими, незнакомыми, написанными от руки. Их угловатые формы напомнили мне руническое письмо, которое, однако, использовалось только для культовых надписей. Я подумал, что люди грядущего были не только более высокими, но и более умелыми. Невольно взглянул на длинные тонкие пальцы мужчины. И услышал: – Сейчас ты увидишь то, чего никогда не видел. Он бережно подал мне экземпляр "Утопии" Мора, изданный в Базеле в 1518 году, успевший лишиться многих страниц и гравюр. Я не без самодовольства заметил: – Это – печатное издание. У меня дома их более двух тысяч, хотя не столь древних и ценных. – И вслух прочитал название. Тот рассмеялся. – Никто не может прочесть две тысячи книг. За четыре столетия, которые я прожил, мне не удалось одолеть и полдюжины. Кроме того, не так важно читать, как вновь перечитывать. Печатание, ныне давно упраздненное, было одним из страшнейших зол человечества, ибо позволяло до безумия множить никому не нужные тексты. – В моем любопытном прошлом, – откликнулся я, – господствовал дикий предрассудок: считалось позором не знать о всех тех событиях, что каждый день происходили, с утра и до вечера. Планета была заполнена призрачными сообществами, такими, как Канада, Бразилия, Швейцарское Конго и Общий рынок. Почти никто не знал предысторию этих платонических образований, но зато был прекрасно, в мельчайших подробностях осведомлен о последнем конгрессе учителей, о причинах разрыва дипломатических отношений и о президентских посланиях, составленных секретарями секретарей с той мудрой расплывчатостью формулировок, что была присуща этому жанру. Все читалось, чтобы кануть в забвение, ибо через час-другой старое заслоняли новые трюизмы. Из всех занятий политика была, несомненно, самой видной публичной деятельностью. Послов и министров возили, словно калек, в длинных ревущих автомобилях, окруженных мотоциклистами и церберами и подстерегаемых алчущими фотографами. Словно им отрезали ноги, обычно говаривала моя мать. Изображения и печатное слово были более реальны, чем вещи. Только опубликованное почиталось истинным. Esse est percipi (быть – значит быть отображенным) – таковы были принципы, средства и цели нашей своеобразной концепции жизни. В моем прошлом люди были наивны, они верили, что товар замечателен, если так утверждает и о том все время твердит его изготовитель. Надо сказать, что часто случались и кражи, хотя все знали, что обладание деньгами не приносит ни высшего счастья, ни глубокого успокоение. – Деньги? – повторил он. – Теперь уже нет страдающих от такой бедности, которая была бы невыносимой, или от такого богатства, которое было бы самой раздражающей формой пошлости. Каждый служит. – Как раввин, – сказал я. Он, казалось, не понял и продолжал: – Уже нет городов. Судя по развалинам Баии-Бланки, которые я из любопытства исследовал, потеряно немного. Поскольку нет собственности, нет и наследования. Когда человек – к ста годам – формируется, он готов вытерпеть и себя и свое одиночество, ибо тогда уже вырастит единственного сына. – Единственного? – переспросил я. – Да. Одного-единственного. Не следует множить род человеческий. Кое-кто думает, что человек есть божественное орудие познания вселенной, но никто с уверенностью не может сказать, существует ли само божество. Я полагаю, что сейчас обсуждаются выгоды и потери, которые может принести частичное или общее и одновременное самоубийство людей всей земли. Однако вернемся к теме. Я кивнул. – По достижении ста лет индивидуум может презреть и любовь и дружбу. Отныне ему не грозят болезни и страх перед смертью. Он занимается одним из искусств, философией, математикой или играет в шахматы сам с собою. Если захочет – убьет себя. Человек – хозяин собственной жизни и собственной смерти. – Это – цитата? – спросил я его. – Разумеется. Кроме цитат, нам уже ничего не осталось. Наш язык – система цитат. – А что скажешь о великом событии моей эпохи – полетах в пространстве? – сказал я. – Уже много столетий, как мы отказались от подобного рода перемещений, которые, безусловно, были прекрасны. Но нам никогда не избавиться от понятий "здесь" и "сейчас". И с улыбкой он добавил: – Кроме того, любое путешествие – это перемещение в пространстве. С планеты ли на планету или в соседний поселок. Когда вы вошли в этот дом, вы завершили одно из пространственных путешествий. – Конечно, – ответил я. – Много у нас говорилось также и о химических продуктах и вымирающих животных. Однако мужчина повернулся ко мне спиной и смотрел сквозь стекло. Снаружи белела равнина под молчаливым снегом и под луной. Я отважился на вопрос: – А есть у вас музеи, библиотеки? – Нет. Мы хотим забыть прошлое, пригодное разве что для сочинения элегий. У нас не памятных дат, столетних юбилеев и изображений умерших. Каждый должен по своему усмотрению развивать те науки и искусства, в которых испытывает потребность. – Значит, каждый сам для себя Бернард Шоу, сам для себя Иисус Христос, сам для себя Архимед? Он молча выразил согласие, я продолжал расспросы: – А что произошло с правительствами? – По традиции, они постепенно выходили из употребления. Ими назначались выборы, объявлялись войны, собирались налоги, конфисковалось имущество, предпринимались аресты и вводилась цензура, и никто на земле их не чтил. Пресса перестала публиковать их декларации и изображения. Политикам пришлось подыскивать себе достойные занятия: одни стали хорошими комиками, другие – хорошими знахарями. В действительности все было, конечно, намного сложнее, чем в этом моем рассказе. Он продолжал другим тоном: – Я соорудил свой дом, такой же, как все остальные. Сделал мебель и всю эту утварь. Вспахал поле, которое новые люди, лиц которых не вижу, вспашут лучше меня. Могу показать тебе кое-какие вещи. Я последовал за ним в соседнюю комнату. Он зажег лампу, также свисавшую с потолка. В углу я увидел арфу с немногими струнами. На стенах заметил квадратные и прямоугольные холсты, где преобладала желтая цветовая гамма. – Это мои произведения, – объявил он. Я осмотрел холсты и задержался у самого маленького, который изображал или напоминал заход солнца и заключал в себе какую-то бесконечность. – Если нравится, можешь взять его в память о будущем друге, – сказал он своим ровным голосом. Я поблагодарил, но мое любопытство привлекли другие холсты. Я не сказал бы, что они были белые, но казались белесыми. – Они написаны красками, которые твои древние глаза не могут увидеть. Руки мягко тронули струны арфы, а я едва различал отдельные звуки. И тогда-то раздался стук в дверь. Одна высокая женщина и трое или четверо мужчин вошли в дом. Можно было подумать, что все они родственники или что всех их сделало схожими время. Мой хозяин обратился сначала к женщине: – Я знал, что сегодня ночью ты тоже придешь. Нильса случается видеть? – По вечерам, иногда. Он все еще весь поглощен художеством. – Будем надеяться, что сын успеет больше, чем его отец. Рукописи, картины, мебель, посуду – мы все захватили из этого дома. Женщина трудилась вместе с мужчинами. Я стыдился своего слабосилия, почти не позволявшего мне им помогать. Никто не прикрыл дверь, и мы вышли, нагруженные скарбом. Я заметил, что крыша была двускатной. После четверти часа ходьбы свернули налево. Неподалеку я различил что-то вроде башни, увенчанной куполом. – Крематорий, – отозвался кто-то. – Внутри находится камера смерти. Говорят, ее изобрел один "филантроп" по имени, кажется, Адольф Гитлер. Страж, чей рост меня уже не удивлял, открыл перед нами решетку. Мой хозяин шепнул несколько слов. Перед тем как войти внутрь, он попрощался, махнув рукой. – Опять пойдет снег, – промолвила женщина. В моем кабинете на улице Мехико я храню холст, который кто-то напишет... через тысячи лет... материалами, ныне разбросанными по планете.
Mood: утреннее
|
| Comments: 4 | |
| |
|
|
| 04.05.10 11:39 | Любовь и Смерть |
ru |
Любовь и Смерть встретились на постоялом дворе, вместе отужинали и повесили своё оружие на один крюк. Встали обе до зари, ибо жизнь у обеих хлопотная; т.к. было ещё темно – ведь большая часть жизни человеческой проходит в потёмках и во мраке неведения, – то они перепутали оружие:
Смерть взяла лук Любви, а Любовь – лук Смерти.
С тех пор они и делают всё наоборот:
Смерть стреляет молодых, а Любовь поражает стариков.
Mood: нейтральное 
|
|
| |
|
|
| 04.05.10 10:00 | Жизнеутверждающе |
ru |
Парень лет восемнадцати шёл по парку. Он слегка приволакивал обе ноги, отчего его походка выглядела немного странно. Но спина его была ровной, шаг – уверенный, взгляд прямой и твёрдый. На длинном поводке он держал собаку. Она была очень старой, это было заметно и по её медленной неуверенной походке, и по седой шерсти, и по слезящимся глазам. Они шли рядом, и сразу было видно, что они вместе.
***
– Мам! Смотри, собака! – звонкий детский голос разорвал привычный гул большого города. – Можно я отдам ей свой бутерброд?
Мила тяжело вздохнула. Опять начинается. Димка уже замучил её просьбой купить собаку. Прямо Малыш и Карлсон какой-то. Но Мила категорически была против. Сначала бесконечные лужи, потом шерсть… К тому же, она прекрасно понимала, что все заботы о собаке: прогулки, кормежки, прививки и прочее – лягут на её плечи. Димка был ещё слишком мал, чтобы мог ухаживать за другим живым существом.
– Димка, ты же знаешь, за собакой некому ухаживать. Я целыми днями на работе, ты в школе, к тому же, ты ещё слишком маленький.
– А папа?
– А папа, – тут голос Милы предательски дрогнул, к счастью, Димка в силу возраста ещё не мог обратить на это внимание, – а папе некогда приезжать к нам, чтобы гулять с собакой.
Димка насупился. Мила, снова вздохнув, достала из пакета бутерброд, припасённый на тот случай, если Димка проголодается во время прогулки, и отдала сыну. Мальчик подошёл к лежащему псу и аккуратно положил рядом с его мордой кусок хлеба с колбасой.
***
Пёс был уже очень старый. Он просто лежал на траве парка и ждал, когда же наконец погаснет этот яркий свет, который так раздражал его воспалённые глаза. Неожиданно перед ним возник маленький человечек. Он протянул кусочек чего-то очень вкусно пахнущего. Пёс бережно взял угощение и благодарно лизнул сладко пахнущую ладошку. Мальчик отбежал и ушёл, всё время оглядываясь. Псу вдруг стало очень тепло. Он прикрыл глаза и уснул.
Навсегда.
***
Через несколько дней Мила вышла с Димкой погулять на детскую площадку. Дети резвились, шумели, гонялись друг за другом, катались с горки. Димка тоже бегал со всеми, радостно смеясь. Он полез на турник. Мила хотела его остановить, но не успела. Димка сорвался вниз, нелепо шлёпнулся и не смог встать.
Спустя три месяца почерневшая от горя Мила привезла Димку домой. В инвалидном кресле. Врачи допускали, что ещё не все потеряно, но поверить в это было сложно. Скорее всего Димка уже не сможет ходить никогда. И Димка… в кресле… серьёзный и тихий, даже в свои восемь лет понимающий, что случилось что-то очень плохое… Он уже не плакал и не боялся…
***
Мила вкатила коляску в коридор.
Вздохнула.
И открыла дверь в соседнюю комнату.
Оттуда, смешно переваливаясь на коротких кривоватых лапках, выполз мохнатый рыжий щенок. Он забавно морщил мордочку и тыкался во всё мокрым чёрным носом.
– Димка, – как сумев строго, сказала Мила, – ты обещал, что будешь воспитывать собаку сам. Пришло время сдержать обещание.
***
Через полгода Димка встал из кресла. Он очень быстро уставал и садился обратно, но он мог сделать несколько шагов. А ещё через пару месяцев он сам пошёл гулять со щенком (теперь уже взрослым псом), названным смешным и непонятным именем Бендик. Димка очень медленно шёл, держась за руку Милы, неуверенно переступая ногами. Но шёл. Сам.
***
Прошло 10 лет. Бендик постарел, и уже сам с трудом передвигал лапы. А Димка, теперь уже Дима, шёл рядом с ним, готовый, если что, подхватить его. И Дима знал, что этой собаке он обязан тем, что идёт.
Они шли рядом. Молодой прихрамывающий парень и старый пес. И им было хорошо вместе.
Mood: Утреннее
|
| Comments: 2 | |
| |
|
|
| 03.05.10 18:18 | Страна Наоборот |
ru |
Жил-был в стране «Наоборот» хозяин колодца, и мечтал он дать кому-нибудь воды напиться. Идет однажды мимо путник. Хозяин колодца говорит ему:
– Я вижу, как ты устал нести свою тяжелую сумку, как тебе жарко. Возьми у меня воды напиться.
Отвечает путник:
– Хочется мне воды, но есть у меня дело неотложное. Я деревянные ложки стругаю. Много сделал и теперь ищу, кому бы их отдать. Найди того, кому нужны мои ложки, и возьму у тебя воды напиться. Побежал хозяин колодца на перекресток дорог, где стояла таверна, – там, наверняка, нужны ложки, подумал он. В таверне заправлял шеф-повар, который старался всех накормить.
– Я возьму ложки у путника, сказал он, но я наготовил много вкусной еды. Мне надо кого-нибудь накормить. Побежал хозяин колодца к бригаде строителей.
– Вы, – говорит, – тяжело работаете, неужели не проголодались. Зайдите в таверну, шеф-повар очень хочет вас накормить.
– Мы, действительно, проголодались, но у нас много сил, нам необходимо что-нибудь построить. Хочешь, выроем тебе еще один колодец. Согласился хозяин колодца, чтобы ему построили новый колодец, чтобы еще больше мог поить путников. Согласились за это строители покушать в таверне, согласился за это шеф-повар взять новые ложки, согласился за это путник выпить воды. Так и жили замечательно в стране «Наоборот». Но однажды появился в ней один умный чудак, который делать ничего не умел, а только сидел и думал. Хотел его напоить хозяин колодцев. Хотел его накормить шеф-повар. Хотели ему построить дом строители, а путники так и норовили подсунуть ему, кто ложку, кто вилку, а кто и цветной телевизор. Но от всего отказывался чудак, потому что ничего не умел сделать для других.
– Пока не придумаю, как облегчить всем жизнь, ничего не могу получать, – отвечал он.
И придумал:
– Давайте, – говорит, – чтобы не приходилось нам друг к другу бегать, будем расплачиваться золотыми монетами. Если желает хозяин колодца напоить путника, то должен ему заплатить. А деньги он может заработать, если согласится, чтобы ему строители что-то построили, или если пообедает в таверне. А кто не заработает, тот давать другим не может. Если же кто фальшивые монеты начнет делать, чтобы давать не получая, мы того будем судить. Так и судью накормить сможем, а то он уже от голода пухнет, есть не желает пока ему работу не найдут.
Чудак знал людскую природу, что все хотят только отдавать, и у некоторых не хватит ни стыда, ни совести, чтобы удержаться от изготовления фальшивых денег. Обрадовались люди, что теперь не надо будет бегать и договариваться, и можно будет больше работать для других. А чудак со временем организовал первый в стране «Наоборот» банк. Страна «Наоборот» точно такая же, как и наша. Там тоже есть банки и учреждения, дороги и заводы, бизнесмены и простые люди. Только одно есть отличие: там люди хотят не взять как можно больше, а отдать как можно больше, и потому все любят друг друга и счастливы.
Mood: сонное 
|
|
| |
|
|
| 03.05.10 17:23 | Грязное бельё |
ru |
Одна семейная пара переехала жить в новую квартиру.
Утром, едва проснувшись, жена выглянула в окно и увидела соседку, которая развешивала на просушку выстиранное бельё.
– Посмотри, какое грязное у неё бельё, – сказала она своему мужу.
Но тот читал газету и не обратил на это никакого внимания.
– Наверное, у неё плохое мыло, или она совсем не умеет стирать. Надо бы её поучить.
И так всякий раз, когда соседка развешивала бельё, жена удивлялась тому, какое оно грязное.
В одно прекрасное утро, посмотрев в окно, она вскрикнула:
– О! Сегодня бельё чистое! Наверное, научилась стирать!
– Да нет, сказал муж, – просто я сегодня встал пораньше и вымыл окно.
Так и в нашей жизни! Всё зависит от окна, через которое мы смотрим на происходящее.
И прежде чем наводить критику на других, необходимо убедиться, что наши сердца и намерения чисты.
С любовью.
Mood: Достала работа. Хочу домой
|
| Comments: 10 | |
| |
|
|
| updated 03.05.10 16:04 03.05.10 15:53 | О времени, или Сказка про ежедневные убийства |
ru |
Жил в одном городе один мальчик. И был он ма-а-аленький, сантиметров сто и был он радостный, как новые пять копеек. И ходил он по городу, а иногда и бегал, но в основном, конечно прыгал. Прыгучий такой попался.
И ходило и бегало и радовалось вместе с ним его ВРЕМЯ и было оно ростом тогда выше крыши и толщиной поперек себя шире и косая сажень в бедрах и морда за три дня не осмотришь и хватало мальчику его ВРЕМЕНИ на все и всегда.
Кто до второго этажа доплюнет – пожалуйста.
Девчонкой по забору постучать – пожалуйста
В носу чего нового посмотреть – пожалуйста.
И не было у мальчика проблем со временем, а у времени с мальчиком.
Но вот вырос мальчик ростом выше крыши и толщиной поперек себя шире и косая сажень в бедрах и морда за три дня не помоешь.
И начались у мальчика так называемые ДЕЛА. И требовало каждое ДЕЛО слегка ВРЕМЯ прикончить.
Вынь так сказать, да зарежь.
Ну, мальчик и резал, так слегка.
Надо машину починить – пожалуйста.
Надо с девушкой повстречаться – пожалуйста.
Надо потом в поликлинику, на всякий случай сходить – пожалуйста.
А ВРЕМЯ идет за мальчиком, да улыбается – есть еще время.
Но появились у мальчика друзья, товарищи, знакомые, малознакомые, родственники, коллеги по работе,
И приходили многие из них к мальчику со своими проблемами, заботами, хлопотами. И в принципе, ничего страшного в их приходах не было, за исключением одного – КАЖДОЕ ИХ ДЕЛО, ТРЕБОВАЛО УБИТЬ ЕГО ВРЕМЯ.
И не всегда хотелось мальчику ВРЕМЯ-то свое убивать, да помогали ему в этом люди добрые, ненасытные.
Сказал шеф на работе задержаться – пожалуйста.
Попросил шурин в город с ним съездить, а то одному скучно – пожалуйста.
Зашел сосед с бутылкой, потрепаться – пожалуйста.
А тут еще трехголовый монстр ТЕТЕКО (для тех кто не знает – телевизор, телефон, компьютер) каждый день свою долю требует.
И смотрел мальчик на ВРЕМЯ свое, которое кромсали, рвали на куски, ногами тырили люди разные, да ничего сказать не мог. Тут стыдно, тут страшно, тут неудобно. И пришел час, когда сдохло ВРЕМЯ его.
А на следующий день пришел к нему сын его и сказал:
– Папа, пойдем в зоопарк или в кино или в Макдональдс.
И ответил ему отец:
– Извини, сын мой, НЕТ У МЕНЯ ВРЕМЕНИ!!!!
А потом позвонил отец его и спросил:
– Как ты там, сынок, почему не звонишь?
И ответил ему мальчик:
– Извини, батя, да все как-то ВРЕМЕНИ НЕТ.
Время, – самый бесценный, самый незаметный ресурс, идущий по самой жесткой цене – 60 минут в час. Если не научишься управлять, уйдет словно песок сквозь пальцы. Придет время и захочешь посмотреть на то, что ты в этой жизни сделал. И не дай тебе бог, в этот момент, самому перед собой облажаться.
Да не коснется тебя фраза – «Да я тут ВРЕМЯ убиваю.»
Mood: уставшее 
|
|
| |
|
|
| 03.05.10 10:22 | Добро и Зло |
ru |
При создании фрески "Тайная вечеря" Леонардо да Винчи столкнулся с огромной трудностью: он должен был изобразить Добро, воплощённое в образе Иисуса, и Зло – в образе Иуды, решившего предать его на этой трапезе.
Леонардо на середине прервал работу и возобновил её лишь после того, как нашёл идеальные модели.
Однажды, когда художник присутствовал на выступлении хора, он увидел в одном из юных певчих совершенный образ Христа и, пригласив его в свою мастерскую, сделал с него несколько набросков и этюдов. Прошло три года. "Тайная вечеря" была почти завершена, однако Леонардо пока так и не нашёл подходящего натурщика для Иуды. Кардинал, отвечавший за роспись собора, торопил его, требуя, чтобы фреска была закончена как можно скорее.
И вот после многодневных поисков художник увидел валявшегося в сточной канаве человека – молодого, но преждевременно одряхлевшего, грязного, пьяного и оборванного. Времени на этюды уже не оставалось, и Леонардо приказал своим помощникам доставить его прямо в собор, что те и сделали. С большим трудом его притащили туда и поставили на ноги. Он толком не понимал, что происходит, а Леонардо запечатлевал на холсте греховность, себялюбие, злочестие, которыми дышало его лицо. Когда он окончил работу, нищий, который к этому времени уже немного протрезвел, открыл глаза, увидел перед собой полотно и вскричал в испуге и тоске:
– Я уже видел эту картину раньше!
– Когда? – недоуменно спросил Леонардо.
– Три года назад, еще до того, как я всё потерял. В ту пору, когда я пел в хоре и жизнь моя была полна мечтаний, какой-то художник написал с меня Христа.
Mood: улыбчивое 
|
|
| |
|
|
| 30.04.10 19:33 | Притча о счастье |
ru |
Старый мудрый кот лежал на травке и грелся на солнышке. Тут мимо него пронёсся маленький шустрый котёнок. Он кувырком прокатился мимо кота, потом резво подскочил и снова начал бегать кругами.
– Что ты делаешь? – лениво поинтересовался кот.
– Я пытаюсь поймать свой хвост! – запыхавшись ответил котёнок.
– Но зачем? – засмеялся кот.
– Мне сказали, что хвост – моё счастье. Если я поймаю свой хвост, то поймаю и свой счастье. Вот я и бегаю уже третий день за своим хвостом. Но он всё время ускользает от меня.
– Да, – улыбнулся старый мудрый кот, – когда-то я, также как и ты, бегал за своим счастьем, но оно всё время ускользало от меня. Я оставил эту затею. Спустя время я понял, что нет смысла гоняться за счастьем. Оно всегда следует за мной по пятам. Где бы я ни был моё счастье всегда со мной, нужно всего лишь помнить об этом.
|
|
| |
|
|
| 30.04.10 17:27 | Старец и проститутка |
ru |
Однажды проститутка пришла к старцу и говорит:
– Старец, объясни мне одну простую вещь. Ты прожил много лет, и о твоей мудрости в народе ходят легенды. Твои двери всегда открыты для людей: ты готов помочь каждому, можешь дать любой совет, научить, как выйти из любой самой сложной и запутанной ситуации. Но дорога в твой дом давно поросла травой - люди не идут к тебе. А я - девушка из бедной семьи. Бог не дал мне ни ума, ни возможности получить образование. Да и красота моя со временем поистрепалась... И, несмотря на это дорога к моему дому широка и множество людей постоянно посещают его. Почему так происходит?
На что мудрец ей ответил:
– Ты знаешь, подниматься всегда тяжелее, чем опускаться. Вот в чем причина.
Mood: рабочее 
|
|
| |
|
|
| updated 30.04.10 13:14 30.04.10 12:45 | Вы любите ли мед? |
ru |
Природой подготовлена эгоистическая схема управления людьми, которая непременно приведет к разрушению мира, если не примут принципа отдачи.
Бааль Сулам
Вы любите ли сыр? – спросили раз ханжу.
Люблю, – он отвечал, – я вкус в нем нахожу.
Козьма Прутков
Что ни говори, а полуденный сон в выходной – одно из величайших и невиннейших наслаждений этого мира! С этой мыслью я блаженно потягивалась в постели после утра приятных забот, медленно погружаясь в сладкую дремотную тишину, как вдруг...
"Жжжж" – оглушительно и настойчиво раздалось над самым ухом. После ряда безуспешных попыток отмахнуться, я проснулась и открыла глаза. Довольно крупная желто-черно-полосатая пчела носилась по комнате и с маниакальным упорством билась то в стены, то в раму настежь открытого окна.
– И это ведь не в первый раз! – возмутилась я, усаживаясь среди подушек. – С ума вы все посходили, что ли? Убирайся домой, в свой улей!
Пчела неожиданно застыла в воздухе и, казалось, разглядывала меня, причем с выражением – да, у нее было выражение! – мне отнюдь не льстящим...
– В улей? – огрызнулась она, наконец, несколько гнусаво, но вполне членораздельно. – Спасибо за совет. А где он, этот улей, кто мне покажет? Может, ты?
– Что? – из-за невозможности поверить своим ушам, я растерялась меньше, чем должна была бы. – Чтобы я тебя направляла в улей?! Ну, знаешь...! Да вы ведь ориентируетесь лучше всех! В вас самой природой заложена эта... как ее – пространственная память.
– Было... – тихо сказала пчела. И, верите ли, мне показалось, что она сейчас заплачет. – Все было... Но мы ведь... Да неужели ты так ничего и не знаешь?
– Нет... а что?
– Мы ведь вымираем. Миллиардами. На всей планете. А кто еще жив – почти все больные или мутанты.
Я смутилась.
– Эпидемия?
– Вы наша эпидемия, – скорбно простонала пчела. – И не только наша. Вы ведь уничтожаете все, что вас окружает. Да что там... – безнадежно потрепыхала она крылышками.
– Нет уж, ты объясни, раз начала... Если это из-за меда...
– Из-за всего. Из-за того, чем вы кормите нас вместо меда. Из-за отравленных растений... грязного, чем только не зараженного, воздуха, который... потерял прозрачность... и ясность... и звонкость... и...
– Постой, так поэтому, – решительно прервала я ее ностальгическое бормотание, – ты не можешь вернуться домой?
– Из-за всего. Сил мало... сигнал нечеткий... а самое страшное – искаженный этими помехами... ну, от приборов, с помощью которых вы пытаетесь услышать друг друга.
– Мобильники?
– Пусть так. Представь, что тебе завязали глаза, заткнули уши и ноздри, раскрутили хорошенько, а потом и говорят: "Возвращайся домой!"...
– Послушай, мы ведь и сами понимаем. О вредном влиянии нашей цивилизации на природу пишут в газетах, ученые бьют тревогу, есть великолепные проекты по оздоровлению окружающей среды...
Моя собеседница, описав в воздухе мертвую петлю, перевернулась на спину и разыграла пантомиму "саркастический смех":
– "Хотели как лучше, а получилось как всегда". Порочный круг. Одно лечите -другое калечите. А знаешь почему? Потому что разрушение у вас внутри. Смерть, понимаешь? Фильм "Чужой" смотрела? Вот так то.
– Послушай... – запротестовала я, но ее уже было не остановить.
– Нет, это ты послушай! Послушайте хоть один раз! Не нас, так себя пожалейте. Газеты говоришь? Знаю я, что там пишут. Антенны или не антенны? Комбикорм или не комбикорм? Пчеловоды или кто-нибудь еще? А за строчками: ну ладно, ну, максимум, не будет меда...
Ах, да, пчелы ведь опыляют некоторые садовые культуры. Как неприятно. Ну, ладно, максимум, будем есть мармелад. Слепцы! Когда вы, наконец, поймете, что мир един и неделим? Что им правит всеобщий закон любви, которому вы противоположны как тьма свету. Что все зависят от всех, и должны заботиться обо всех. Иначе – конец.
Откройте, наконец, глаза – вы стоите на самом краю! Это вас, в первую очередь, надо занести в Красную книгу. Еще немного, и у вас не останется воздуха, чтоб дышать, воды чтобы пить, клочка невызженной земли... А самое главное – хоть капли любви в сердце, чтобы было зачем жить...
Мне вдруг стало страшно. Так страшно, что я... проснулась. Солнце уже начало сползать вниз по небосклону, выходной день клонился к закату. Все было тихо и спокойно, только довольно крупная желто-черно-полосатая пчела носилась по комнате и с маниакальным упорством билась то в стены, то в раму настежь открытого окна.
"Основа всего зла – не что иное, как любовь к самому себе, называемая эгоизмом… А не сумевший преодолеть эгоистическую любовь и таким образом совершающий кражу, ставит себя и весь мир на чашу вины..." Бааль Сулам, каббалист, автор "Комментария на книгу "Зоар"
Mood: задумчивое 
|
|
| |
|
Total posts: 16 Pages: 2
«« « 1 2
|
|
| Mo |
Tu |
We |
Th |
Fr |
Sa |
Su |
| | | 1 | 2 | 3 | 4 | | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | |
|
